08.11.2015
Ромка, Фомка и Артос (начало)
Эх, Маша-Маша, Машуленька, Машутка. Ну вот скажи, чего тебе в жизни не хватало? Так меня подставить. На мои деньги купить турпутевку в Тунис. Поплавать, позагорать, средиземное море, опять же, все дела и оттягиваться в компании двух черножопых тунисцев. Блядь, ну что за гадость-то такая! Что за верх паскудства и цинизма. Я тут ишачу на работе практически без выходных, пытаюсь бизнесок по грузоперевозкам наладить, а ты? И ведь русская, и ведь не глупая, и ведь жениться собирался – тьфу, мать твою растудым. – Андрей сидел у компьютера и пролистывал фотографии с карты памяти его цифровика. На одной из фотографий его невеста Маша, фигуристая, кареглазая русская красавица, коса до пояса - кровь с молоком, голая на руках у двух африканских обезьян скалила свою пасть в объектив фотоаппарата и, судя по ее оскалу, была вполне довольна собой, жизнью и происходящим вокруг вторым актом марлезонского балета.
И что теперь с ней делать? Разговаривать бесполезно, начнет скулить что-нибудь в стиле: «Мама - это только для фотографии» или тупильника включит. Да и о чем вообще можно разговаривать с зоофилом? Вальнуть ее? А зачем, кому от этого легче? Ну, сядешь, что дальше? Кому что доказал? Только себе и окружающим что ты баранья тупая башка, да еще с длинными такими витыми рогами наставленными ладно бы кем, но двумя арапчатами, которые мало того креста на себе не носят, дак еще и не пьют – это уже слишком, это уже жесткий перебор.
Андрею не было жалко денег, потраченных, как оказалось, на совсем не благо и тем более неверную невесту, и нет, он не был расистом. Ему сейчас, скорее всего, было жалко себя. Ущемленная, сжатая в маленький комок, мужская гордость, готова была вот-вот взорваться в груди сверхновой звездой, звездой ярости и отчаянья и тупой человеческой злостью. Но рассудок, хоть и ослабленный обидой, из последних сил тянул рукоятку ручного тормоза на себя.
- Уууууу шлюха! – стиснув зубы, прошипел Андрей и изо всех сил стукнул кулаками по дубовой столешнице.
Что же это, болт у меня маленький или тонкий, или ежевечерние акты супружеского долга коротки, или что? Чего тебе, шалава, не хватало-то? Работаешь не пришей к пизде рукав кем, я тебя и обеспечиваю, и в хате ты моей живешь, и к маме твоей, шизофреничке старой, раз в неделю в ебеня тебя вожу! Мало все? Экзотики захотелось? Будет тебе экзотика, возьму с собой на охоту, пущу по кустам как кабана, да только кортик я тебе офицерский не выдам, нееет, вот крест тебе, не выдам.
Разум собрался с силами и снова дернул рукоятку ручного тормоза вверх.
Тормози-тормози, кореш, делов набедокуришь, потом прикуривать будешь на нарах. И перестань в себе причины искать, тюлень слабохарактерный, вон уже размеры члена своего вспомнил, давай еще вспомни, что зубы кривые и плоскостопие со сколиозом. Ну, пролетел с бабой, чего ноженками сучить теперь, ну пришла, ну ушла, скатертью по жопе, другие придут, чай не на необитаемом острове живем.
Эмоции немного утихли, но легче от этого не становилось, хотелось нажраться в соплю, как любят делать у нас на Руси, но это был, пожалуй, самый наихудший выход после мокрухи. Звонить друзьям и скулить? Ха, не дождетесь. Дак какие еще варианты? А вариантов как обычно немного. Выселить с жилплощади зоофилку, а самому в тайгу. Тайга и успокоит и укроет слабого, морально разбитого и уязвимого человечка зеленым одеялом. А дальний пеший переход через валежник, да топи, да с рюкзаком, да с мошкОй вымотает и выбьет дурь из головы. Решено, прозвон по контрагентам, отложить все встречи на недельку и рвануть. А то, что погода хреновая, осенняя с паскудными дождиками – дак то не беда. Беда в городе остаться и лезть на четыре стены своей квартиры от тоски и обиды.
- Але, Славик. Славик ты сегодня на песке у меня так? Слав, дело есть, я тебя с песочка сниму сегодня, рейс еще делаешь, садишься в тачку и ко мне в офис, мне надо в хате дверной замок поменять. Почему ты? За проникновение со взломом я что ли сидел? Ты мастер, так что давай, подъезжай, плачу пятерку плюс коньяка флакон. Все, давай жду.
Андрей сделал еще несколько телефонных звонков, перенес несколько встреч на следующую неделю, ссылаясь то на загруженность, то на болезнь, то на смерть троюродной бабушки в Перми. После налил себе кофе, капнул в него ложку коньяка для успокоения, и, чтобы праздно не ожидать водилу-медвежатника, поехал на рынок покупать новый замок для входной двери квартиры.
- Готово, Андрей Николаевич. – Славик, двухметровый мордоворот, весом под сто пятьдесят килограмм, одетый в треники, футболку «абибас» с китайского рынка, довольный проделанной работой появился в дверном проеме комнаты, полностью заполнив его собой.
- Спасибо, Слав, ща по баблу раскидаемся и коньячок.
- Не-не-не, какое бабло, Андрей Николаевич, обижаете, а вот коняка возьму, так, за суету.
- Слав, ну как так, я тебя с рейса снял.
- Да ладно, чо там.
- Ну смотри, а коньяк вон в барчике бери на выбор какой глянется, только это, «Старый Дагестан» не бери, он для хуевых гостей.
- Я «рэми мартин» возьму.
- Базару ноль, хватай.
- И это, Андрей Николаевич, вам бы не замок поменять, вам дверь поменять не мешало бы. Такие двери, как у вас, консервным ножом открывать можно, не дверь, а так, тряпочка. У меня посоны есть, нормальную воткнут, все бодрячком, ну и скидку там сделают.
- Верное дело, Слав, давай через недельку вопросом займемся. Мне тут пока некогда.
- Ну, я пошел?
- Бывай.
- А, да, ключи вот на тумбочку положу. Чуть не унес с собой. Привычка.
- Ага.
Хлопнула входная дверь. Андрей задумался, что собирать первым. Походный рюкзак или машуткины пожитки. Выходило, что машуткиным тряпьем заняться надо сейчас и в ускоренном темпе, так как Машутка с работы должна вернуться через час.
В огромный клетчатый китайский баул едва уместились куча стрингов, чулок, платьев, блузок, юбок и прочего тряпья. Очевидно, если бы складывал аккуратно, может и место осталось бы под косметику, но Андрей не церемонился и вываливал содержимое ящиков и полок шкафа и комода не замутняясь аккуратной укладкой. Косметика полетела в спортивную сумку той же самой известной китайской фирмы «абибас». За кучей косметики последовали завершением парада сапоги, босоножки, туфли и прочая неудобная обувь.
- Ну, вроде готово – буркнул Андрей и зашел в ванну всполоснуть руки.
Куча пустых полочек и сиротливо стоящие на раковине бритвенный станок, зубные щетка и паста, пена для бритья, мыло и одеколон.
Последние из магикан, блин – проскочила в голове мысль, которая, почему-то, насмешила.
Зазвенел дверной звонок. Андрей нахмурился и подошел к барчику, взял початую бутылку «хенесси», сделал большой глоток из горла и пошел открывать дверь.
- Дорогой, а что с замком? У меня ключ не подходит – зачирикала своим звонким голоском Маша – Ой, а что у двери за сумки, ты куда-то собрался? И чего ты дома так рано? А чего грустный такой? День не задался? – встречаются порой женщины, которые сыплют вопросами, не дожидаясь на них ответов. Вроде кажется не глупой и даже умной, но порой курица-курицей.
Андрей еще больше нахмурился и стал заводиться. Маша раздражала.
- Вещи твои. Уебывай – загородив собой входной проем, Андрей полуразвернулся, схватил тяжелый клетчатый баул – как она его потащит- промелькнула мысль, рожденная, вероятно, привычкой заботиться и оберегать, но мозг тут же отреагировал – похеру.
Когда Андрей разворачивался за сумкой, Маша ожила.
- Да что же это, любимый, как же так? Ты что меня не любишь больше? Ты нашел себе другую? В чем дело, я же все для тебя, я же ни словом ни мыслью… Да мы, да мы же с тобой…
- Ты что, до сих пор не поняла? Вали я сказал.
- Не поняла!!! В чем дело? Это розыгрыш?
Андрею сильно захотелось ударить Машу по зубам. Он на миг закрыл глаза, а услужливое подсознание уже рисовало картину врезающегося в нежные пухлые губки кулака, выбитые зубы, кровь на бетонном полу подъезда. Мотнул головой, сбросил наваждение, почувствовал, что уже кипит, сквозь зубы процедил:
- Тунис, арабы – бросил сумку под ноги Маши и захлопнул перед ней дверь.
Маша еще долго стучала и звонила в двери, истерично кричало о любви, затем перешла на угрозы судом и милицией, затем о том, что ничего не было. После, видно отбив руки и ноги, начала звонить на мобильный, но Андрей на все это не реагировал. Налив в граненый стакан коньяка, он не торопясь собирал рюкзак, периодически отпивая успокаивающую жидкость. Коньяк приятно обжигал глотку и пищевод, утекал в пустой, голодный желудок, где быстро всасывался в кровь. Вскоре Андрей захмелел, Маша за дверью поутихла, а может, поняв, что ей тут уже нечего делать, ушла.
Поставив на телефоне будильник на половину восьмого утра, Андрей выпил пару кружек крепкого чая, чтобы хмель отпустил, положил в рюкзак забытые, но так необходимые в пути фляжку со спиртом, термос с кофе, доставшийся от деда охотничий нож - фактически семейная реликвия, кусок мыла и лег спать.
Проснулся он около четырех. Хмель давно отпустил, но неприятный выхлоп изо рта остался, остались и призраки противных ночных снов, в которых Машу, весело хохоча, огуливали четыре негра. Маша же томно стонала, извивалась и говорила, глядя Андрею в глаза: «Милый, это только для фото». Впервые за несколько лет дико захотелось курить.
Ехать на железнодорожный вокзал было еще рано, опять же привокзальные ларьки, в которых можно было прибарахлиться бичпакетами и прочей вредной, но легкой в переноске едой, открывались только к восьми утра. Спать хоть, и хотелось, но было как-то боязно, поэтому Андрей, нырнув в холодильник, достал разнообразную, не требующую приготовления еду, заварил чая и уселся завтракать. Плотно позавтракав, завалился на диван коротать время у телевизора, включив первый попавшийся канал, тупо уставился в экран, начал выметать радостно полезших в голову тараканов, которые, браво маршируя, скандировали: «Маша-Маша-Маша-Шлюха!» Увлекшись войной с тараканами, Андрей не заметил как закемарил.
Und der Haifisch der hat Trane,
Und die laufen vom Gesicht.
Doch der Haifisch lebt im Wasser.
So die Trane sieht man nicht.
In der Tiefe ist es einsam.
Und so manche Zaher fließt,
Und so kommt, es dass das Wasser
In den Meeren salzig ist.
Бодрый звонок будильника, зажигательный голос Тиля Линдерманна вырвал из тревожного сна и дал старт походу.
- Ало, здравствуйте, такси заказать можно? До Ж/Д вокзала. Да, сейчас. С Ленина ага, дом 66. Хорошо, жду, спасибо.
По дороге на вокзал, Андрей остановил таксиста и набрал в магазинчике полуфабрикатов, чая, пару банок сгущенки, вяленого мяса, взял пару булок хлеба, майонез (без него в тайге никак, калорийный, однако), прихватил и блок «кента восьмерки», который, за годы, проведенные без сигарет, серьезно подорожал.
Затем был вокзал и первая попавшаяся электричка, следующая на север. Зассанный тамбур вагона, пенсионеры, едущие за урожаем, барыги с минералкой, чипсами, орешками, дождевиками и батарейками, будунистические морды маргиналов, кавказцы с костыльками, бродящие по вагонам прикидывающиеся калеками, а затем весело выпрыгивающие из чудотворного, целительного вагона, клоуны-музыканты в затертых комках, поющие песни про Афган и Чечню и прочий-прочий сброд.
Андрей уже порядком отвык видеть актеров этого адского шапито да еще и в таких количествах. Казалось все они, предварительно сговорившись, специально маячили перед глазами, выли, скулили и ныли, протягивая свои заскорузлые грязные ручонки к нему. За полуторачасовую поездку, оголенные вчерашним инцидентом нервы, очень болезненно реагировали на очередное представление, очередные поиски лохов с лишней мелочью в кармане. Правая рука рефлекторно тянулась к спрятанному до поры за пазухой охотничьему ножу.
Еле дождавшись заветного полузаброшенного полустанка – конечной точки его поездки, Андрей с облегчением выскочил на мокрые от моросящего дождика бетонные плиты. Электричка тронулась, увозя гастролеров с их адским балаганом, а холодный осенний ветерок принялся остужать оголенные нервы.
- Ничо-ничо, уже почти пришли – бухтел себе под нос, подвешивая ножны на портупею – последний рывок остался, сейчас спуститься с перрона и все, считай уже в другом мире.
Застегнув условно непромокаемую куртку, заправив штаны в резиновые сапоги, достал из кармана пачку «кента». Сунув в рот сигарету, чиркнул свежекупленной зажигалкой «фёдор», это которая потеряется быстрее чем закончится, пыхнув три раза не в затяг, затянулся в пол силы. Горло резануло дымом, спазм и глухой кашель.
- Едренть – сухо кашляя в кулак – сколь я там не курил-то?
Сделав еще пару затяжек, поняв, что из этого пока ничего хорошего не выйдет, бросил тлеющую сигарету на рельсы, застегнул защелки рюкзака на поясе и груди, бодро спустился с перрона и, наконец, ступил на заросшую, уходящую в тайгу тропинку.
***
-Алё, Сеня, а есть чо?.. Да не, не мне, в клубешник седня собралися там с посонами потусить, ну телок там подснять, ну ты понял ага… Не, ну разморозиться конечно, чо, не синькой же давиться, сам знаешь, кайф этот бычий для лохов ну… Чо, нету да?.. Совсем нету?.. А где есть?.. У цыган?.. Это на хуторе?.. А где тогда?.. Хренассе мне в деревню пилить за восемьдесят километров. А где поближе?.. Нету? Ладно, давай.
Петюня со злостью бросил телефон на стол - Не, ну барыги опухли все, в натуре! Чо, во всем городе таблеточки не сыщешь, что ли? – его мерзкий тонкий голос отдавался в ушах Колюни слишком резко, слишком отвратительно и, если бы не богатенький папаня Петюни, и, как следствие, толстый петюнин кошелек, Колюня давно бы послал этого тощего утырка лесом, а то и обнес его и его квартирку по полной программе, пока Петюня в очередной раз пребывал в состоянии наркотического опьянения.
В отличие от торчка Петюни, который упарывался абсолютно всеми, кроме героина, наркотиками, которые можно было достать в их городишке, Колюня любил только траву и крепкое пиво. Вот и сейчас он, с косяком во рту, развалился на в меру жестком кожаном диване Петюниной квартирки. Которую заботливый папа отжал у очередного алкаша, а самого, как нетрудно догадаться, прикопал где-то в лесу руками своих отмороженных волчар, затем сделал современный евроремонт среднеазиатскими руками, обставил мебелью и подарил дорогому сынишке на двадцатилетие.
- Расслабься, - выдохнул вместе с дымом, уже медленно уплывающий в нирвану, Колюня. Крепкого телосложения, в прошлом боксер, покатившийся по наклонной после серьезной травмы головы, Колюня, косяк на спор, бывало, курил за три затяжки, выпивал стакан пива за шесть секунд и открывал зубами бутылки. Однако ввиду своей склонности к сибаритству и меланхолии стать матерым спортсменом, или пойти работать бандитом Колюня не желал, поэтому и остался навсегда для всех просто Колюней, а никаким не Николайванычем и уж тем более не Колей Питерским или Колей Наковальней.
- Расслабишься тут! – снова противный тонкий голос резанул по колюниным ушам: - Разморозиться нечем, в натуре, барыги опухли совсем.
- А чо, нигде нету что ли?
- Да нигде, ваще засада. Нигде и ничего. Мусора позавчера рейд устроили, хлопали всех подряд по беспределу, волчары. Ща все уши прижали, сидят по норам как кроты.
- Как мыши.
- Чо?
- Правильно говорить как мыши.
- Да мне по барабану чо там правильно, чо нет, мне разморозиться надо.
- Делаааа – очередная струйка дыма взвилась к потолку – на вот дунь, мож, попустит малость.
- Да мне трава твоя, что мертвому припарка, надо посерьезнее, вон таблеточку бы или марочку и в клубешник оп оп оп – Петюня захлопал в ладоши выплясывая какой-то дрыгательно-нервозный танец под слышимую только ему клубную музыку.
- Делаа – снова повторил Колюня – И чо делать-то?
- К цыганам поехали – в деревню нах.
- Этож восемьдесят километров туда ехать, а вдруг мусора, а я под кайфом уже.
- Расслабься – передразнил Петюня - поехали.
- Вооо, Джей и молчаливый Боб колеса катят, как дела, посоны? – у подъезда на лавке сидел алкоголик местного значения Васек.
- Ты добазаришься - буркнул Колюня – я тебя расчленю тупым скальпелем.
- Да ладно, чо ты? – Васек и ухом не моргнул – это, посоны, займите соточку до завтра.
- Пошел нахуй, алкаш! – Вступил в разговор Петюня, тем самым поставив точку на так толком и не завязавшемся диалоге.
Тощий и длинный Петюня с резким противным голосом и невысокий, но крепкий Колюня, действительно, чем-то напоминали персонажей всем известного фильма.
Скрипнули лысые покрышки убитого Колюниного двенарика и дружки-торчки двинулись в цыганский поселок.
…Вонь гидропона, пятна коньяка на белых кроссах
Мысли о валынах и розах
Погода портится, восьмера заводится
Дилемма - куда сделать взнос? В дым или в нос?
Мозг врос камнем в атлас, недокуренный косой погас,
Улетел в окно, проезжаю таз
Мобила полифонит бесконечными звонками голодных Вась,
У кого есть кайф, тот и босс….
Петюня весело подвывал чоткому посанскому рэпчику, раздающемуся из хрипящих колонок двенарика.
Колюня сделал музыку тише.
- Ты чо, песня бодрая, дай послушать
- Колонки хрипят, чо за маза хрип слушать?
- Да похеру ваще, чо ты. - Петюню явно ободряла мысль о скором приезде к цыганам и покупке наркоты, – Нарики в двенарике, нах, мы как в песне с тобой. Гыгыгы.
- Угу – угрюмо буркнул Колюня.
За час добрались до деревни. Еще на свороте с трассы их уже срисовывал цыганенок на велосипеде с телефоном, затем на въезде в деревню встречал еще один, чуть помладше, уже без телефона и велосипеда. Наркоманы остановились, Колюня опустил стекло на двери и чуть наклонил голову влево.
- Чо надо? – деловито поинтересовался цыган.
- Кайфа надо. Таблеточек или марочку. – Петюня нетерпеливо ерзал по сиденью.
Цыганенок заглянул на заднее сиденье машины, затем нагло уставился на Колюню.
- Да не ссы, не мусора мы, видишь человеку надо.
Цыганенок перевел глаза на Петюню, затем кивнул.
- Ща по дороге поедешь, четвертый дом слева, там возьмете.
Двенарик, шлифанув на грунтовке, резко тронулся, обдав клубом пыли мелкого подсматривающего.
- Ну чо, выхватил?
- Ага.
- Чо выхватил?
- Да не поверишь, тарена!
- Хаа, ну ты дятел, а чо, пободрее небыло ничего? – Колюню явно веселило приобретение друга.
- Да ваще ничо, ганжубас и хмурый тока у цыганов. И цены ломят, опухли ваще, саранча бля.
- Чо, поехали?
-Ну да, чо тут торчать то? – Петюня свинтил крышечку пластиковой капсулы и высыпал на ладонь три маленьких белых таблетки. – Идите к папочке – резко проглотив все разом запил минералкой.
- Ты чего, идиот, три разом сожрал?
- Нормально, я пять пулек взял, тебе останется.
- Я не про это, три многовато будет.
- Я сказал нормально.
***
- Колюня тормозни, чота мутит меня.
- Баран, я же говорил многовато будет
- Тормози!!! – уже еле сдерживая рвотные позывы.
Двенашка резко тормознула и свернула на обочину со второго ряда трассы. Ехавшая по первой полосе фура, протяжно сигналя, вильнула в левый ряд и поехала дальше.
- Сигналит еще – буркнул Колюня.
Дверь двенарика открылась, Петюня наполовину вывалился из машины и проблевался.
- Погоди, кореш, мутит меня чего-то, кроет почем зря, ща я в лесок зайду, свежачком дыхну, а то тут эти солярой навоняли.
- Давай, ага – Колюня закурил сигарету – только недолго давай. Дело к вечеру, надо в клубешник собираться.
- Лаааадно – Петюню снова стошнило. Выйдя шаткой походкой из машины, взял с собой полупустую бутылку минералки и зашел в лес.
Пройдя порядка пятидесяти метров через замусоренный пластиковой упаковкой, бутылками, использованной туалетной бумагой лес, Петюня оперся о вековую сосну, чуть подышал и снова проблевался. Немного постояв, пошел дальше, пройдя еще полсотни шагов, упал на колени, его снова вытошнило, уже желчью. Приход не отпускал, слишком большое количество лекарств успело всосаться через стенки желудка. В заслезившихся глазах все плыло, по шее и спине бегали мурашки. Над головой что-то зачирикало.
- Жар-птица, бля – выплевывая изо рта тягучие слюни пробухтел Петюня и медленно поднял голову.
На ветке противоположного дерева, невысоко сидела вполне себе настоящая жар-птица, прямо как в сказке «Конек горбунок». Птица отливала золотом, сверкала перьями и с интересом поглядывала на пресмыкающегося под деревом наркомана.
- И поймать перо жар-птицы – снова захрипел Петюня – птичка, подари перышко, невпадлу.
Медленно встав, он потянул руки к птице, но та не собиралась делиться оперением с непонятными существами и, встрепенувшись, перелетела на ветку поодаль.
- Ишь ты, жадина, да я тебя сейчас всю поймаю и перья-то из жопы повыдергаю.
Шаткой, неуверенной походкой наркоман двинулся к птице, та испуганная столь пристальным вниманием к себе снова снялась с ветки и улетела вглубь леса. Навязчивая идея поймать чудо-птицу плотно укоренилась в подавленном препаратом мозгу, и он, пошатываясь, побрел вглубь леса в поисках своей галлюцинации.
- Ну и где этот идиот? – Колюня выбросил в окно очередной бычок – Я его тут уже полчаса жду. Дебил упоротый, подышать вышел, ублевался поди и спит в луже собственной блевотины. И чо, и как я это воняющее существо в машину садить буду. Хотя садить пока особо-то и нечего.
Искать дружка было откровенно влом, но и сидеть в машине уже надоело, поэтому, заглушив мотор и хлопнув дверью, Колюня двинулся в лес. Походив по округе порядка двадцати минут, нацепляв паутины и семян чертополоха на треники и мастерку, пару раз наступив белыми фирменными кроссовками в чьи-то экскременты и сорвав криками себе горло, осознал, что следопыт - хитрое ухо, или как там было у Фенимора Купера, из него хреновый, остановился и закурил. По логике далеко уйти от дороги Петюня не мог. Во-первых, его крепко крыло, во-вторых он не любил лес, ненавидел тайгу, этот рассадник клещей, комаров, мошкИ и прочей чепухи, которая нагло ползла и летела в город с весны по осень.
Колюня и сам недолюбливал места скопления деревьев, где нет приличных кабаков, тёлок и света и откровенно не понимал охотников, туристов и прочий сброд, который хлебом не корми, а дай пошляться по лесам. Неандертальцы недоразвитые. Вот же прикол по колено в грязи, не мытый, не бритый, не стриженный шляешься непонятно где, непонятно зачем. Когда есть цивилизация, свет, горячая вода и, конечно же, бухло, трава и телки в коротких юбочках и чулках, которые так и ждут тебя в ночном клубе. Поэтому, максимум где бывали друзья – это городской парк, да и то лишь потому, что в нем находился круглосуточный каламбур, который держали чурки. Место дико злачное, черные морды, страшные шалавы без расовых предрассудков, готовые за бокал пива и шампур шашлыка всю ночь потеть под четырьмя гостями с Кавказа. И лежать бы Петюне с Колюней на дне карьера, замотанными в рабицу с многочисленными ножевыми ранениями, если бы не приснопамятный Петюнин папа, который в городе решал слишком многое.
- Вот и все, Петюня, запарился я тебя искать. Очнешься, сам на дорогу выйдешь и сам до дома доберешься, не маленький. Моя совесть чистая, я тебя тут битый час по оврагам выискиваю, так что аривидэрчи, мон шер – Колюня быстро зашагал к дороге, громко ругая лес, говно, паутину и своего дружка.
А Петюню тем временем перло. Не найдя заветной птицы он остановился и огляделся. Куда идти теперь было неясно, жар-птица улетела, шума дороги слышно не было, начинало смеркаться.
- А пойду туда – решил Петюня и неровно двинулся вперед, все дальше и дальше отходя от трассы, медленно продвигаясь вглубь тайги.
Спать ему совсем не хотелось. В горле стоял ком, от которого непрестанно тошнило. В голову лезла всякая чушь о лесных чудовищах из мультфильмов, просмотренных в очередном наркотическом опьянении, вспоминались байки из детского лагеря, который он посещал на каникулах в детстве. Он решил ускориться, но ноги не слушались, словно ватные они передвигались медленно и вяло.
- Да где же эта дорога блин, где Колюня? Эй! Колюня! Колюююня! Волчара ты картонная, у тебя друг в беде, а ты в машине прохлаждаешься, гад.
За деревьями что-то зашуршало.
- Это страшный, это беспощадный Клык-клык Грумбумбес, забредший из своих владений в наши края – промелькнула в голове мысль, навеянная внезапно всплывшим воспоминанием о просмотренном недавно под кайфом старого советского мультфильма – все, теперь мне конец, надо бежать, надо спасаться. Петюня побежал, как мог.
Продолжение следует...
Теги: рассказ, бисер
Количество показов: 14171
Автор:
Саня_Пионер
Количество голосов:
5
Рейтинг:
3.68
.
