Общение кабанов и синьорин

 
Хмурое утро встретило его сыростью и мерзкой туманной прохладой, высунув нос из палатки, оглядев поляну, Андрей снова закутался в теплый спальник, вылезать из него в окружающую действительность было лень. Привыкшая к городскому уюту ленивая тушка яростно сопротивлялась разуму и духу.
- А ну встал и пошел. БЫСТРО!!!  - мысленно рявкнув на себя, сбросил спальник и принялся одеваться.
Руки, малопослушные со сна нехотя шевелились. - Давайте, пальчики, сгибайтесь. Давайте, рученьки, шевелитесь – приговаривал он, собирая влажный хворост в кустах возле поляны. – Обленилась, ты, тушенька. Ну да ничего, ничего. Вот я тебя в крещение в прорубь-то окуну, вот ты у меня всплакнешь, вот ты у меня заскачешь, как миленькая, по ледку-то да по сугробчикам босыми-то пяточками. Холодно тебе в тайге, да? Домой хочется? Вот я тебе покажу, что такое холодно, раз забыла, кобыла ты ленивая.  – тут же осекся – А чего это я вслух уже говорить начал?
Провоевав с непослушным телом некоторое время, и все же набрав для костра немного хвороста, Андрей уже уверенно закурил.
- А какие планы у нас на сегодня? А никаких, пройду сколь пройдется, а там уж как Господь решит.


Было уже далеко за полдень, когда Андрей, немного подустав, вышел на поляну. Она была невелика, порядка тридцати шагов в диаметре, на первый взгляд идеально круглой формы. В центре поляны стояла огромная, в несколько обхватов сосна.
- Ишь ты – буркнул себе под нос Андрей. – И тут же по затылку пробежали мурашки. Чем-то странным повеяло от этой сосны. Насторожившись, сделал несколько аккуратных бесшумных шагов назад, начал оглядываться по периметру. Трава на всей поляне была словно вытоптана, хвороста и шишек не было. – Может, туристы отдыхали – прошмыгнула мышью мысль. Подняв взгляд  от земли, вдоль по стволу Андрей на миг окаменел, на высоте порядка семи метров ствол сосны разделялся на четыре отдельных ствола, а на образовавшейся между ними небольшой площадке сидел невысокий старичок. Одет он был в дерюгу, которая, по виду, помнила еще Ленина. Оборванные сучьями и кустами, выгоревшие на солнце и выполосканные дождями и ветрами лохмотья. Длинные редкие седые волосы и такая же седая, но густая борода, растущая чуть ли не от самых глаз. Тонкие босые ноги, покрытые коростами то ли грязи, то ли ссадин, торчали из-под дерюги двумя тростинами.
Андрей раскрыл рот от удивления и неожиданности. - Э-э-э – только и смог он произнести, затем мотнул головой, моргнул и снова уставился на то место, где только что видел старика. Но его там уже не было.
Ишь ты – снова буркнул он. И попятился обратно в тайгу. Уткнувшись спиной в ствол дерева, чуть не вскрикнул, развернулся и побежал.
Устав бежать, он перешел на шаг, затем остановился у поваленного дерева, тревожно огляделся, скинул рюкзак в траву, сел на поваленный ствол, достал сигареты, зажигалку, закурил.
- Эка меня торкнуло. Причудилось всякое. Увидел елочку на поляне и по ногам со страху потекло – пытался успокоить и взбодрить себя Андрей, хотя инстинкт подсказывал совсем обратные вещи – веточку за старика принял, и бежать победоносно, дурында великовозрастная, а лося на тропе увидишь, так что, инфаркт и смерть скоропостижная? Нет, дружок нервы надо лечить. А все из-за чего… из-за кого… Так! Ну-ка сопли вытер и вперед. – Затушив сигарету, накинул рюкзак и, примерно сориентировавшись в сторонах света, двинулся в направлении, диагональю огибающем странную поляну. Пройдя по тайге порядка получаса, решив, что давно прошел поляну, снова сменил направление на сорок пять градусов и практически сразу на нее наткнулся.
- Вот тебе и загогулина, запутался малость. Ну да не беда. – Подбодрил себя, затем снова оглядел поляну, дерево, как и ожидалось, никого вокруг не было, но рука сама расстегнула кобуру ПМа подмышкой.  Подстегивая себя низким утробным рычанием, чуть опустил голову и решительно прошел через поляну напрямик. Ничего не произошло. Руки мертвецов из земли не выскочили и не ухватили за ноги, гром не грянул, не ударили молнии, не провалился в волчью яму, спокойно прошел по вытоптанной траве, снова отметив про себя что ни одной шишки, ни единой малой хворостинки не лежало на поляне.
- А волосы-то на затылке шевелились, вот те крест, шевелились, будто в прицел тебя разглядывают – сделал еще одну пометочку Андрей и прибавил шагу, пытаясь скорее уйти из недоброго места. 

Тревога понемногу улеглась, чувство, что за тобой кто-то наблюдает, осталось позади, напряженная поступь уступила место более беспечной походке, ходьбе, когда не ждешь под каждой травинкой «лепестка», не вглядываешься в траву пытаясь различить в ней тонкую проволоку растяжки, попутно умудряясь крутить головой на триста шестьдесят градусов в ожидании атаки из засады.  Притупив внимание, Андрей увлекся своими мыслями. Что же он все-таки увидел? Был ли это один из местных жителей, сгинувший в тайге еще при царе горохе и так и не упокоенный беглый каторжник, или крестьянин, или, может страшный и беспощадный Клык-Клык-Грумбумбес, да леший его знает кто. Деревья расступились, и он снова вышел на странную поляну. 

 Стоп. Леший его знает кто? Да леший-то как раз и знает, потому… потому что это он и есть. Черт ставропольский. Третий раз вывел старый к своему логову. Не к добру. Ой, не к добру все это. Раз вывел, значит и не отпустит, так и будет водить кругами, пока крыша с хайла не съедет. Вот тебе и прилип, вот тебе и поворот. Да где же это видано, чтоб так вот просто над русским человеком издевались, а пулю промеж рог, нет? Нет желания схватить? А зря, будет тебе пуля, дедушка, раз со мной шутки шуткуешь. Не люблю я шуточек, а особо шуточек над собой не люблю. – Андрей начал закипать и вслух крикнул: «Последний шанс тебе даю, Леший чертов, отпусти, не то хуже будет».  Снова пройдя поляну насквозь, двинулся в направлении железной дороги. Гулять по тайге уже расхотелось, хотелось просто выбраться из сложившейся ситуации.

Стемнело, Петюня брел наугад,  лесные шорохи и тени усиливали галлюцинации, рождаемые подавленным препаратом сознанием. Ему виделись жуткие чудовища, злые черти и лютые звери, подстерегающие его за каждым стволом дерева.  Нервы, словно перетянутые гитарные струны, фактически звенели. Где-то рядом хрустнула ветка, громкий звук стал словно неуклюжий удар пьяного колхозника по перетянутым струнам дряхлой гитары нервов. Петюня провалился в благодатную темноту глубокого обморока, перешедшего в тревожный, сон.
Когда он очнулся, уже давно рассвело, лес наполнился обычным своим шумом. В ветвях чирикали и пересвистывались птицы, ветер шумел кронами, в траве шуршали мыши и насекомые. 

Петюня встал и брезгливо отряхнулся. Голова болела от отходняка, на лбу саднила ссадина, очевидно при падении в обморок зацепился за ветку, рыло и руки  распухли от укусов гнуса. В довесок ко всему дико хотелось пить. Он осмотрелся вокруг, спасительной полторашки  с водой нигде не было. Грязно выругавшись, начал хлопать себя по карманам и наконец, нащупав пачку сигарет и зажигалку, уселся под первой сосной и закурил, осмысливая свое положение. А положение было хреновое. Телефон – надежда на спасение где-то выпал, сигарет оставалось меньше половины пачки, еды и воды не было, осознания, куда двигаться не было тоже,  навыков ориентироваться в лесу он не имел, ждать, пока его хватятся и начнут искать, было глупо и он это четко понимал, так как хвататься, собственно говоря, было некому. Папа позвонит может дня через два-три, телефон будет отключен, подумает что сынок опять замотал телефон или посеял на очередном кураже, да и бросит переживать. А хватится через неделю-другую, тряхнет Колюню, может даже и покалечит для отстрастки и толку? А ведь это все время, время в которое Петюня будет кормить клеща, комаров и, если не повезет, представителей местной фауны. Больше переживать о нем было некому, сгинул торчок, ну и славно, много таких даром небо коптят, да Русь-матушку позорят, поэтому, докурив, поднялся и побрел, снова наудачу. Пить после сигареты захотелось еще сильнее, а еще захотелось чем-нибудь упороться и представить, что это все сон, руки снова зашарили по карманам, нащупали пластмассовые капсулы, но, памятуя вчерашние приходы, Петюня не рискнул вкинуться очередным колесом.  Так и шел, редко останавливаясь передохнуть до сумерек. Вечером удача все-таки крутнула на горизонте хвостом и он, выбившийся из сил, еле волоча ноги, вышел к небольшому полузаболоченному ручейку, коих множество разбросано в тайге. Увалившись рылом в русло долго пил ледяную воду, остужая распухший язык, обжигая глотку и пищевод, наплевав на вероятность заболеть ангиной. Затем развалился на траве и уснул. Проснулся уже ночью от холода, на ощупь насобирав хвороста и хвои разжег небольшой костерок и, чуть согревшись, провалился в тревожную дрему облокотившись на сосновый ствол. Пришел в себя уже засветло, вволю напившись из ручья, двинулся дальше, мечтая выйти в город или хотя бы на трассу. Увы, мечтам так и не суждено было сбыться. 

Продираясь через тайгу, в течение всего дня, Петюня сильно пригорюнился, растерял по дороге надежды выйти к цивилизации, хотелось выбраться из этих проклятых русских джунглей хотя бы когда-нибудь, пока не сдох, подыхать в тайге он совсем не рассчитывал, не так он видел свою смерть. Вот от золотой дозы – пожалуйста, сколько угодно, или как в красивых блатных песнях, на крутом разборняке от бандитской пули, но вот так, в лесу без вести сгинуть, не по-пацански. Нет, выбраться отсюда и никогда, никогда больше не заходить даже в городской парк. Деревья кругом вызывали омерзение, отмахиваться от гнуса не было сил, пить снова хотелось, как в последний раз, одежда начала превращаться в грязную рванину, кроссовки порвались и вымокли, вдобавок ко всему еще начали сгущаться сумерки. Пройдя еще несколько десятков метров, он уперся в кусты.
- Да что же за наказание такое, где, млин, справедливость? Ладно, сейчас через кусты продерусь и ну как ручеек будет или хоть полянка приемлемая, чтобы  переночевать, а завтра, да хрен его знает, что будет завтра, снова проклятый лес. Подбодрив себя вялой надеждой, Петюня зашуршал кустами.

***

Начало темнеть, когда Андрей в очередной раз вышел к зарослям кустарника вокруг поляны. От злости и бессилия чуть было не взвыл, но удержавшись, лишь злобно прошипел:  «Ну, где ты падаль, где лешак проклятый, не отпускаешь так покажись, не томи, я тебе сейчас головенку твою в холодец превращу, гад». 

Как выходить из положения было решительно непонятно, да тут еще и темнота наступает, ночевать на лешаковской поляне откровенно было жутковато. Может отойти в сторону, насколько получится, пока совсем не стемнело, да там и заночевать? Ходить ночью по тайге? Да проще самому себе пулю в лоб пустить, меньше маяты будет. 

Ход мыслей прервал шум в кустах слева. Моментально среагировав, Андрей встал за крупный ствол дерева. ПМ отработанным движением оказался в руке. Моментально, бесшумно, снятый с предохранителя, готовый огрызнуться девятью свинцово-латунными аргументами.
- Иди сюда – одними губами беззвучно произнес он.
Шум нарастал, затем шаги треснувшая ветка, расстояние по звуку метров семь. Вперед! Как черт из табакерки, Андрей резко выпрыгнул из-за елового ствола и, практически не целясь, сделал два выстрела в цель.
Целью оказалась голова какого-то персонажа в драном, грязном спортивном костюме. Тело рухнуло на землю мешком, без конвульсий, без судорог, лишь скраденный травой глухой удар о почву.
- Едрена вошь, а ты-то тут откуда? – почему-то шепотом задал вопрос трупу Андрей, но тот, на удивление, игнорировал его вопрос.
Андрей подошел к телу, осмотрел, хотя осматривать было особо нечего, навыки убивать себе подобных так просто из головы не стираются, опять же минимальная дистанция, итог – два входных отверстия, первый в правую глазницу, второй по центру лба, переворачивать труп и смотреть на кашу сзади, зачем?
- И что с тобой делать, недолеший? – на Андрея навалилось отупляющее спокойствие.
Судя по всему, этот, откуда ни возьмись, взявшийся человек был один, без группы. Рюкзак отсутствовал, одежда решительно не соответствовала месту и времени. Одно слово потеряшка. А раз потеряшка, значит будут искать. А даже если найдут, тогда что? Ничего. Иди, ищи кто, зачем, мотивы? Иди, доказывай. Да и найдут ли? Зверь быстро растащит по суповому набору. А если не ходит зверь возле треклятой поляны? А мы возьмем и приберем труп. Так вот, просто. И никто ничего не узнает, и никто никого не найдет. 

Будто услышав его мысли, в кустах кто-то мерзко хихикнул. Андрей вскинул ПМ наизготовку.
- Ну, давай, выходи, чего ржешь, сволота? – ответом послужила тишина – Выходи рыло, ты следующий! Людей за так вот губишь! Выходи! – страха выдать свое местоположение голосом, желания скрыться за сосной не было никакого. Толку?  В кустах все снова стало тихо, ни движения, ни хруста веток.
- Спужался, гад? Тогда и не лезь под руку.
Андрей сунул ПМ в кобуру, скинул рюкзак, взял труп за ноги и потащил к вывороченной непогодой сосне. Долго не размышляя, затолкал труп в яму под корнем, наспех закидал грунтом, затем, все время оглядываясь, сканируя взглядом кусты в поисках своего обидчика, нарезал лапника с той же поваленной ели. Сложил лапник поверх грунта и засыпал дерном и хвоей.
Отошел в сторону, закурил, осмотрел результат работы. Нареканий результат не вызвал. В четыре затяжки выкурив сигарету, сунул в карман бычок.
- Гильзы бы еще собрать – мелькнула мысль, но тут же была отсечена. Ползать на коленях в почти глубоких сумерках, да еще и возле лешаковской поляны, когда этот душегуб ходит где-то рядом, а может вообще сидит скрытый в ветвях и скалит пасть, занятие смутной верности. Поэтому Андрей поднял рюкзак, закинул за спину, щелкнул застежками и двинулся быстрым шагом прочь, стараясь до темноты как можно дальше уйти от этого места. На душе почему-то была четкая уверенность в том, что теперь лешак его точно отпустит. Он сделал для него грязную работу, больше не понадобится.

***

Через день, сырым ранним осенним утром, на полузаброшенном полустанке в электричку сел ничем не примечательный, в мокрых пропахших дымом и тайгой тряпках, человек. Пассажиры вагона, едущие в город на работу в основном дремали либо пялились в окно на моросящий дождь и сырой лес. Единицы читали книги или газеты. 

Человек уселся в угол на лавку у входа, под ноги поставил грязный рюкзак и, улыбаясь чему-то своему, закрыл глаза и откинулся на спинку.
Через несколько станций в вагон зашел бродячий музыкант с гитарой и заунывно затянул очередную блатную песню. Человек в грязном комке приоткрыл глаза, глянул на музыканта и, не дождавшись окончания песни, негромко перебил.
- Музыкант, хорош говном своим грузить, спой вон лучше про зеленое море тайги. Знаешь такую песню? Сотку плачу.