Я с детства любил вставать в дикую рань, ни свет ни заря. Потому, что ранний подъем означал - грядет что-то новое, невиданное, интересное. Чаще всего речь шла о поездке, а поездка - это сродни приключению; какой же мальчишка не любит приключений?
Как говорил Ницше, в любом мужчине спрятан ребенок. Спрятан он и во мне. И я по-прежнему люблю приключения, люблю поездки, люблю выезды спозаранку, когда на дворе еще темно и прохладно.
В креслах микроавтобуса мои собратья на путешествию кутаются в пледы - не верится, что через пару часов без кондиционера выжить здесь будет невозможно. Все молчаливы и сосредоточены. То ли от осознания величественности того, что там предстоит увидеть. А может, просто не выспались.
Пока собирается наш конвой из полутора десятков машин, пока мы в сопровождении невозмутимых и бравых на вид вояк - неужели это солдаты армии, не выигрывающей более полусотни лет ни единой войны? - трогаемся в путь, темнота успевает рассеяться. Но солнце еще не взошло.
Что ж, тем лучше. Мне доводилось встречать рассветы в море, в саванне, в горах, а вот в пустыне, - настоящей, страшной - еще никогда.
Путь нам предстоит неблизкий - без малого три сотни километров. Мы стремительно несемся на юг, к суданской границе. Кругом пусто - настолько, что становится даже слегка жутковато.
Не зря наш конвой сопровождают военные: места украйные, пограничные, а границы в странах третьего мира - места беспокойные. Вот и здесь, как выражались когда-то на Руси, шалят. Кто шалит, зачем и как долго он будет шалить - местные либо не хотят объяснять, либо и сами толком не знают.
Пустынные пейзажи не радуют разнообразием, но они чем-то похожи на море, и, как и на море, ими можно любоваться бесконечно.
Далеко на востоке, на кромке горизонта песчаного моря, начинает вырисовываться блеклый солнечный диск.
Угадываются смутно знакомые контуры, видимые когда-то на старых книжках и красочных фолиантах.
Вот уже... еще немного. И перед моими глазами открывается это...
Моя дочка в легком замешательстве: одно дело смотреть это в альбомах, другое - увидеть воочию, под набирающим силу утренним африканским солнцем, на все еще свежем, но уже теплом ветре!
Мы достигли поистине необыкновенного места и любуемся одним из самых величественных памятников. Это не только памятник фараону Рамсесу Великому и его любимой из числа жен, не только памятники Амону, кем, собственно, фараон и является. Это еще и монумент в честь гения древнеегипетских зодчих, каменщиков, рабочих, художников и всего великого (самого великого на земле, как признал Цезарь перед Моникой Беллуччи).
И еще это памятник всему человечеству, которое, уже в XX веке, спасло уникальный храм от затопления. В связи с возведением Асуанской плотины и поднятием уровня воды храмовый комплекс Абусимбель мог сделаться африканской Атлантидой. В дело впряглись специалисты из нескольких десятков стран, и общими усилиями всего человечества храмовые постройки были аккуратно разобраны, отнесены на 60 метров вверх и собраны снова.
В былые времена люди просили о спасении богов. Теперь же сами боги получали спасение от людей.
Прежде, до великого перенесения храмов, статуи и вход располагался прямо на склоне реки. Лица бога-фараона смотрели на юг, в нубийские просторы, туда, где заканчивались владения Великого Дома. Можно только представить себе, с каким ужасом и восхищением взирали древние полудикие соседи на гигантские невозмутимо надменные лица и слоновьи ноги Рамсесов.
Древние египтяне отличались фанатичной приверженностью к канону, в том числе и в архитектуре, тем более храмовой. Тем не менее, революционные бури солнецпоклоннического переворота Эхнатона и введение практики строительства внутрискальных храмов не могли не сказаться на последующих творениях. Так, парадный, входной пилон классического храма (Карнак, Луксор и им подобные) украшались изображением фараона, побивающего маленьких жалких и ничтожных врагов. Храм Абусимбеля, хоть и воздвигнутый со многими отступлениями от канона, так же последовал этому правилу.
Но если в классическом варианте враги выглядели безлико и скорее напоминали пучок морковки, но в данном храме на стенах были выведены добротные реалистичные изображения. Характерные черты лица и прически позволяют легко опознать в пленниках семитов, - жертв походов Рамсеса Великого в Финикию и Сирию.
А изображение на противоположной стороне прохода дает понять, что колесницы ходили не только на север, но на юг, в "настоящую", черную Африку.
К сожалению, внутри самого храма снимать запрещается. А там есть на что посмотреть! Не храм, а настоящий исторический архив, только каменный. Там и подробный рассказ о самой эпической из битв времен фараона - при Кадеше, которая фактически завершилась вничью, но египтянами преподносилась как полная победа, осуществлённая к тому же фараоном лично и чуть не в одиночку
А еще там стоит высеченный в камне мирный договор, завершивший войну Египта с царством хеттов - кажется, старейший из дошедших до нас письменных мирных договоров. Прочитать или хотя сфотографировать я его, конечно, не смог, но зато вволю полюбовался, вспоминая мудрые строки из "Повести временных лет": "Мир стоит до рати, а рать до мира". Пусть будут на Земле побольше мирных договоров!
Хотя сам Рамсес, воздвигнувший этот храм, кажется, не считал, что худой мир лучше доброй брани. Воевал он много и охотно. Столь же охотно он захватывал новые территории, что вообще-то для большинства египетских фараонов было нехарактерно. Вот и этот храм построили на 300 километров выше 1 нильского порога - традиционной южной границы Египетского царства.
Неподалеку от храма себя, любимого (то есть бога, которым он являлся) Рамсес воздвиг постройку поскромнее - для богини Хатор и для своей любимой из числа жен Нефертари. Хатор ли воплотилась в Нефертари или Нефертари в Хатор - вопрос праздный и никого не волновавший. Личность фараона и его супруги сливались с личностями божеств в неразрывном единении.
Супружнин храм так же выделан в скале, только, разумеется, поменьше. Парадная стена украшена опять-таки статуями Рамсеса - себя, любимого, много не бывает. Но все-таки между двумя Рамсесами нашлось место и для Нефертати - в короне Хатор.
Никто из египетских правителей не отличался особой скромностью, однако фараон Рамсес Второй умудрился отличиться даже на этом фоне. Мало того, что при торжественных церемониях весь пышный двор лежал перед ним на брюхе, уткнувшись носами в пол: такое практиковалось и раньше, но теперь льстивые речи по длине и обилию гипербол превзошли все что бывало прежде.
Мало уже было назвать фараона владыкой мира и земли. Фараон буквально держал все мироздание на себе - его называли столпом неба и опорным брусом земли. Он мог смотреть на солнце. От него зависели дожди.
Рамсес дошел до утверждения, что правил Египтом (и всем миром) еще до своего рождения. Надо полагать, что правление продолжилось и после его смерти и не являемся мы все в таком случае подданными Рамсеса?
Хотя нет - у нас сейчас другие правители, и большинство людей по-прежнему склонны их обожествлять, даже не осознавая этого. Когда процветание или, наоборот, загнивание страны объясняются теми или иными поступками президента, премьера, лидера оппозиции и прочих столь же ничтожных личностей - разве это намного разумней, чем верить в способность фараона влиять на выпадение осадков?
Спасенные боги с надменной невозмутимостью смотрят на людей. Благодарность как будто чужда их каменным сердцам.
Высота статуй достигает 20 метров. Как древние мастера смогли при таких-то исполинских размерах столь искусно и натуралистично изваять лицо фараона?
Исполинские статуи у входа походят на стражей, отделяющий мир этот свет от того света, мир людей от мира богов, область профанного от скрытой в полумраке залов, колон и таинственных надписей области сакрального, где происходят богослужения и совершаются таинства.
Нигде в каком-либо другом храме из числа воздвигнутых фараоном-завоевателем его божеская сущность не подчеркивалась столь искусно и столь величественно.
Когда подходишь к колоссам поближе, трудно отделаться от ощущения, что они сейчас с тобой заговорят. Или, чего доброго, попытаются притопнуть пораженными слоновостью ногами.
Фараон облачен в полное парадное одеяние: двойная корона Верхнего и Нижнего Египта, полосатый платок на голове и плечах, урей на лбу.
Нередко о подобного рода монументальных сооружениях с умным видом говорят и пишут, что правители, возводя все это, преследовали политические и пропагандисткие цели: показать величие и силу своей власти, подавить подданных, деморализовать врагов и т.п. Однако в данном конкретном случае этот "социологизаторский" штамп не срабатывает.
Храмовый комплекс был возведен чуть не за пределами государства, в пустыне, в безлюдной части Нубии, так что просто некому было особо дивиться могуществу фараона и размышлять о силе и несокрушимости его власти. Храм в реальности предназначался для изначально заявленных целей: служить местом встречи мира людей с миром богов, в котором бог в виде фараона и фараон в виде бога поддерживает равновесие универсума - "чтоб в миг один не кончится всему".
Ну а нам уже вышел срок и лежит нам путь далек - через страшную, хоть и прекрасную пустыню, в порт Асуан, к живительному Нилу.
Ехать по пустыне в кондиционированном микроавтобусе, конечно, не так романтично, как на величавом верблюде. Но зато куда комфортабельней.
Никакая самая буйная фантазия вконец укурившегося сочинителя космических опереток не выдумает таких необыкновенных мест, какие есть на нашей милой старушке Земле.
Желтый песок и черные скалы... На ум приходят черные камни Гингемы
Ну, и какая же пустыня без миража. Все, абсолютно все пассажиры узрели озеро посреди пустыни. Но на самом деле там были одни пески...
.
